Китай в последние десятилетия преподнёс миру большие сюрпризы. Дело не только в растущей экономике, но, скорее, в её соотношении с политикой. Одно время сохранялась надежда, что интеграция в глобальную экономику изменит политическую систему Китая в сторону своеобразной, «по-китайски» ограниченной демократии. Вместо этого Пекин пришёл к централизованной партийной диктатуре, ставшей особенно очевидной после XIX съезда КПК. Пользуясь ослаблением традиционных центров силы, Китай презентовал стратегию глобального господства, которая затрагивает и интересы Кипра.
Китай не считает нужным скрывать от внешних наблюдателей характер внутренних перемен. Политическая и цифровая диктатура с мрачными инновациями в виде социальных рейтингов и изощрёнными приёмами интернет-цензуры словно подсмотрены на страницах романов Оруэлла и Хаксли. Ключевая проблема заключается в том, что это самая экономически успешная в мире диктатура с очевидными претензиями на глобальное господство. Пользуясь ослаблением традиционных центров силы, Китай представил новую матрицу глобального господства. Мегастратегия под названием «Шёлковый путь» захватывает Европу, Азию, Африку и Ближний Восток и определяет политико-экономические контуры мира как минимум до середины XXI века. Попытаемся проанализировать этот феномен и рассмотрим возможное подключение Кипра к китайским проектам.
Silk Power – формула глобального господства
Великие проекты в новейшей истории часто начинались с выступлений в университетах, что придавало им академическую солидность и поддержку интеллектуалов. Пять лет назад в казахстанском «Назарбаев-университете» китайский лидер Си Цзиньпин представил новую экономическую инициативу «Пояс и Путь». Китай предложил набросить на половину мира транспортно-инфраструктурную сеть, обеспечивающую взаимовыгодное (по мнению Пекина) сотрудничество.
Географические и финансовые масштабы поражают воображение. Новый «Шёлковый путь» (более романтическое название проекта, возрождающее ассоциации с купеческими караванами 500-летней давности) должен пройти от Тихого океана до Балтики, вовлекая в кооперацию около 70 стран. Для финансирования проекта Китай учредил в 2014 году Азиатский банк инфраструктурных инвестиций с капиталом, достигшим $100 млрд, и соответствующий Фонд Шёлкового пути. На сегодняшний день банк поддержал десять проектов на сумму общую $1,8 млрд, а инвестиции в Фонд превысили $4 млрд. Странам «третьего мира», вставшим на правильный «путь», обещана продовольственная и иная помощь на сумму $300 млн.
Сегодня «Шёлковый путь» официально закреплён в уставе КПК и сопровождается глобальной коммуникационной стратегией. На поддержку идеи в западных СМИ и проведение рекламных мероприятий тратятся внушительные суммы. Прежде всего, КНР пытается нейтрализовать скепсис и недоверие, с которыми ряд государств и объединений (про позицию ЕС – ниже) восприняли идею «Шёлкового пути».
Изобретаются медиамемы «мирового экономического Эдема» на основе взаимовыгодного сотрудничества без геополитических подтекстов. Аппетит растёт и сообразно расширяется глоссарий. Сегодня китайские политики говорят о системе взаимосвязанных проектов, таких как «Тихоокеанский шёлковый путь», «Шёлковый путь через Северный Ледовитый океан», а также «Цифровой шёлковый путь» сквозь мировое киберпространство. Последнее выглядит особенно занятно, учитывая упомянутое первенство страны по контролю над пользователями интернета. Тем не менее, ошибиться невозможно: перед нами интегральная формула глобального господства в XXI веке. По аналогии с сохраняющим популярность понятием Soft Power (мягкая сила), описывающим достижение целей во внешней политике несиловыми методами, очаровывая объекты влияния образами и имиджами, китайскую стратегию можно назвать Silk Power (шёлковая сила). Если Китай когда-либо обеспечит себе мировое верховенство, то пульт управления уже сконструирован.
Плюсы и минусы
Планы Пекина не вызывают сомнений у стран, участвующих в проектах, когда речь идёт о создании или обновлении инфраструктуры. Против инвестиций в строительство портов, электростанций и железных дорог не возражает никто.
Второй выигрышный аспект связан с безопасностью. Китай правильно рассчитывает, что оживление экономики в бедных странах Центральной Азии будет блокировать распространение исламского терроризма, стабилизируя приграничное пространство. Китайские идеологи с их врождённой любовью к арифметическим описаниям, говорят о том, что таким образом можно побороть целых «три зла»: терроризм, экстремизм и сепаратизм. Последнее особенно актуально для внутренней политики (проблема Синьцзян-Уйгурской автономии*).
Однако есть как минимум два фактора, суммирующих в себе усиливающиеся опасения. Первый из них связан с происхождением китайских денег для финансирования проектов. Миллиарды юаней приходят в бедные страны, включённые в «пояс», без лишних вопросов о правах человека, экологии и коррупции. Кроме того, практически все проекты требуют интенсивного использования китайской рабочей силы. А это уже вопросы, затрагивающие демографическую и национальную безопасность.
На второй фактор всё чаще обращают внимание эксперты-экономисты. Даже первичный анализ показывает, что страны «пути» рискуют накопить критически опасные суммы долга. Это может быть скрытым элементом долгосрочного расчёта, направленного на получение Пекином стратегического контроля над государствами.
Пример – Пакистан, важная страна в логистике проекта. На недавних парламентских выборах основные кандидаты в предвыборных программах боролись не за интересы своих сограждан, а… за китайские инвестиции. При этом внешний долг уже достаточно высок. Похоже, что страна уже находится в китайской долговой ловушке, выходом из которой может стать обращение за помощью к западным финансовым институтам.
Есть и ещё несколько принципиальных частностей, о которых умалчивает китайская сторона при реализации двусторонних проектов в рамках «пути». Практика показывает, что инвестиции из Поднебесной приходят вместе с принципиальными условиями: входить в число акционеров на особых правах, вести расчёты через китайские банки, закупать оборудование у китайских производителей.
В целом, при оценке «Шёлкового пути» возникает путаница с определением и содержанием. Отделить экономику и логистику от политики становится всё сложнее. Значение международных транспортных коридоров в мировой политике постоянно возрастает. Но всё становится ясно при использовании компромиссной формулировки: «Шёлковый путь» – это экономический проект с большими политическими последствиями.
ЕС и «Шёлковый путь»: дорога в одну сторону?
Европейский союз действует недостаточно быстро и всё ещё работает над единой позицией по «Шёлковому пути». С одной стороны, европейские страны-экспортёры заинтересованы в усилении транспортных связей с Азией. Однако на институциональном уровне преобладают скепсис и опасения.
В апреле этого года посольства стран ЕС в Китае представили коллективный доклад, в котором превалирует критика проекта. Отмечается, что он «представляет угрозу международным нормам прозрачности», а главное, нацелен на реализацию стратегии Пекина по экономическому расколу ЕС. В Европарламенте дискуссии проходят в аналогичной тональности. Депутаты призывают страны к единой позиции и к отказу от двусторонней экономической дипломатии с Пекином, помогающей ему «разделять и властвовать» в Европе. Президент Франции Эммануэль Макрон недавно высказался в том смысле, что если «Шёлковый путь» – это дорога, то она не должна вести в одну сторону.
Основания для опасений есть. Пока «старая» Европа опасается и думает, Китай уже с 2012 года работает со странами Центральной и Восточной Европы и Балкан в рамках проекта 16+1 (по числу стран). Под риторикой «обоюдовыгодного сотрудничества» скрывается предельно практичная стратегия по проникновению на европейские рынки (скупка стратегических активов, двусторонние проекты в базовых экономических отраслях). Китайские инвесторы понимают, что Европу легче купить на её периферии, в небогатых и инвестиционно-зависимых странах. При этом используются методы, которые заведомо не пройдут инвестиционный комплаенс в странах Западной Европы. Тот же Макрон в июне предложил Еврокомиссии создать специальную систему контроля над инвестициями третьих стран в стратегические отрасли ЕС. Остриё предложения, разумеется, было направлено против китайских компаний.
Кипр и «Шёлковый путь» – потенциальные перспективы
Официальный Пекин ещё в 2015 году пригласил Никосию к активному сотрудничеству. «Кипр с его уникальным географическим расположение и сильным желанием лидерства в Восточном Средиземноморье должен быть не просто зрителем, а активным игроком. Почему бы нам не разделить перспективы и процветание, которые приносит Шёлковый путь?» – спрашивал на страницах издания Cyprus Mail китайский посол на Кипре Лю Ксиншенг. В октябре того же года Никос Анастасиадис, в качестве единственного приглашённого гостя из ЕС на Конференции азиатских политических партий в Пекине, подчеркнул «особую и важную роль, которую Кипр и европейские страны могут играть в инициативе Шёлкового пути».
Активность китайских инвесторов на Кипре находится в центре внимания аналитиков. Согласно статистике агентства Bloomberg, за последние десять лет китайцы приобрели ряд компаний, базирующихся на Кипре. Всего совершено восемь сделок на общую сумму $202 млн, наиболее крупной из которых стала покупка в 2005 году горнодобывающей компании Atalaya Mining (основной актив – испанский медный проект Proyecto Riotinto) за $96,2 млн. Базирующаяся в Гонконге компания выступила одним из инвесторов авиакомпании Cobalt, глава которой Эндрю Мадар заявил: «Мы активно поощряли китайское правительство на сотрудничество с Кипром в рамках инициативы "Шёлкового пути"».
Можно вспомнить, что в 2012 году, на пике кризиса, китайский мега-инвестор Reignwood Group рассматривал возможности крупных инвестиций в государственные облигации Кипра. Тогда на кону стояла сумма порядка полумиллиарда евро. Министр финансов Кикис Казамиас на какой-то момент поддался китайскому напору и заговорил о «росте объективного интереса к кипрской экономике». Сделка не состоялась, вероятно, под давлением Еврокомиссии, не одобряющей распродажу бондов государств еврогруппы внешним инвесторам.
В масштабах Средиземноморья самой заметной сделкой стала покупка крупнейшего греческого порта Пирей компанией COSCO. Под её контроль перешло 67% акционерного капитала управляющего портом оператора ΟΛΠ (Οργανισμός Λιμένος Πειραιώς – Управление порта Пирей). Китайцы выложили сумму, превысившую все альтернативные предложения, и назвали сделку ключевым звеном в проекте «Шёлкового пути» через Средиземноморье.
В этом контексте «Шёлковый путь» открывает для Кипра немало возможностей. После покупки порта греко-китайское экономическое партнёрство приобретает многомерный характер. В нём определённо найдётся место и для «младшего брата» Афин. Наиболее вероятно оживление в шипинговой индустрии Кипра, заданное возможным интересом китайских инвесторов. На картах ближайшего будущего один из главных морских маршрутов «Шёлкового пути» проходит в Восточном Средиземноморье недалеко от Кипра, через Красное море и Суэцкий канал – в европейские порты. Пока не совсем понятно, какие подходы Пекин будет искать к главному активу страны – углеводородным шельфовым месторождениям и соответствующим энергетическим артериям, прежде всего, трубопроводу EastMed.
В случае удачной реализации намеченных планов Кипр может стать углеводородным центром Восточного Средиземноморья, связывающим Европу, Азию и Ближний Восток. Китай не упустит шанс встроить этот центр в глобальный энергетический маршрут внутри Шёлкового пути. Тогда у Кипра возникнут интереснейшие перспективы, реализуя которые необходимо взвесить все возможности и риски. По крайней мере, осуществлять все крупные инвестиционные сделки с учётом своего членства в ЕС, избегая при этом замкнутых двусторонних соглашений, чреватых будущей зависимостью от «Шёлковой силы».
Владимир Изотов
Доцент факультета политологии МГУ,
партнёр Andrievskiy Capital Group.
Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
* Долгосрочный этноконфессиональный и социально-политический конфликт в виде противостояния официальным властям Китая синьцзян-уйгурских сепаратистов, отстаивающих право на создание так называемого исламского государства Восточный Туркестан, в том числе и насильственными методами.
